Ну почему спартак проигрывает всяким ... ?Добавлено (04.01.2009, 02:23)
---------------------------------------------
У кого нибудь есть любимый игрок? Уменя вот есть, и вот его размышления:
Философия Оливера Кана
Автобиография знаменитого немецкого голкипера Оливера Кана «Номер один», которая вышла в издательстве «Верлаксгруппе Дремер Кнаур», в считанные дни стала бестселлером в стране, где пройдет ЧМ-2006. Предлагаем вашему вниманию выдержки из этой книги. Мяч
Каждый вратарь имеет слегка шизофреническое отношение к мячу. С одной стороны, он его любит, когда держит в руках и когда мяч не удумывает скользнуть в сетку. С другой – возникает жуткая ненависть к этому кожаному наглецу, который посмел пересечь магическую линию между двумя штангами. Я обнимаю и качаю мяч, как младенца. Если я сжимаю его в руках – это рай на земле. Но если мне не удается его удержать, я чувствую, что лечу в пропасть.
Некоторые зрители думают, что я разговариваю с мячом. Так может показаться, когда я ловлю трудный мяч и утыкаюсь в него лбом. Будто у нас возникает телепатическая связь, и мои глаза говорят: «Вот теперь-то я тебя поймал, дружок, ты не сумеешь сбежать». В напряженные моменты игры происходят какие-то космические, бессознательные процессы. Мяч превращается в живое существо, с которым ты беседуешь с глазу на глаз. Не хватает лишь того, чтобы у него появилось лицо с глазами, ушами и ртом. И усы для контраста.
Мяч – моя добыча, за которой я слежу постоянно. Девяносто минут мне нельзя сводить с него глаз ни на секунду, даже когда игра идет в штрафной площади противника. Неудивительно, что после этого начинаешь относиться к мячу по-особенному. Он тебе становится чуть ли не родственником.
Самое ужасное – когда вот уже половина матча позади, а я все еще не прикоснулся к добыче. Я стою в воротах, и ничего не происходит. Появляется мандраж – я «холодный», я могу допустить ошибку, о которой буду долго жалеть. Но не во время поединка. Хороший вратарь тем и отличается от плохого, что после ошибки играет дальше так, словно ничего не произошло. Нельзя забивать голову мыслями во время матча. Ты потеряешь бдительность. Тебе требуется большая ментальная сила (сейчас я говорю, как учитель Йода из «Звездных войн», но это на самом деле так), которая вернет тебя в игру. Почувствуй эту силу, и да пребудет она с тобой. Чувства
Мне часто говорят, что я не прислушиваюсь к мнению других людей и принципиально делаю только то, что мне приходит в голову. Это не совсем так. Для меня важно мнение родителей, друзей, менеджера, с которыми я могу дискутировать и спорить. Но никогда не подходите ко мне с предложениями вроде «Clean your image» («Обели свой имидж» (англ.). – Прим. ред.). Я не хочу сдерживать эмоции, казаться тем, кем не являюсь на самом деле. Никакой надменности и чопорности от меня не дождетесь.
Если я радуюсь, мне хочется это показать всему миру. Если на поле что-то не получается – смотри, мир, я делюсь с тобой и этим. Спорт – это ведь и есть выплеск эмоций. Торжество острых ощущений, словно ходишь по лезвию бритвы, и дикой, безудержной радости. Мне даже нравится, когда на стадионе я чувствую агрессию, слышу свист в свой адрес – это позитивная ненависть. Кто же будет любить вратаря чужой команды? Меня это только заводит.
Где еще вы увидите дядечек, прыгающих от радости, или мужчину-семьянина, который заскакивает своему товарищу на спину? Наверное, только в футболе. Мы играем перед миллиардом зрителей, которые сидят у телевизоров. Еще сто тысяч – на стадионе. На поле установлено тридцать телекамер, от которых не ускользнет ни одно движение. Да, мы актеры, играем на публику. И наше настроение передается всей планете.
Только дураки не чувствуют давления, когда выходят на такую аудиторию. Когда я попадаю под сумасшедший прессинг, он меня, скорее, окрыляет, чем блокирует. Все зависит от того, как я справлюсь со страхом, который возникает в такие моменты.
Иногда случается, что перед матчем у меня трясутся колени. Я доезжаю до стадиона, выхожу из автобуса и на лестнице замечаю, как они дрожат. Меня это не беспокоит. Для меня это хороший знак. Приступ страха проходит, как только я захожу в раздевалку. Там у меня словно включается автоматический режим. На автопилоте я ставлю сумку на привычное место, надеваю тренировочный костюм, десять минут занимаюсь гимнастикой – в основном растяжками. Потом полчаса разогреваюсь на площадке. За 15 минут до начала матча возвращаюсь в раздевалку, надеваю трико вратаря и за пять минут до стартового свистка выхожу на поле. Эта рутина придает мне уверенности перед матчем. Мотвивация
Пока я не стал вратарем «номер один», искать стимул для себя было очень просто. Я хотел стать лучшим и отдавал этому все силы. Но потом убедился, что трудно держать мотивацию на высоком уровне, когда добиваешься одной награды за другой. Сложно забраться на эту гору, но в десять раз сложнее удержаться наверху. Это возможно, если только ставить перед собой новые и новые цели. Сейчас моя мечта – выиграть чемпионат мира, который в будущем году пройдет в Германии.
Мотивация – это еще и разные психологические штучки, которые я применяю во время матча. К примеру, игрок чужой команды идет подавать угловой, а я представляю в этот момент, как мяч сейчас дугообразно полетит в мою сторону и я поймаю его руками. А в финале Лиги чемпионов-2001, когда «Бавария» играла с «Валенсией», перед пенальти я лежал с закрытыми глазами на газоне и представлял себе, что нахожусь в чудесном месте, у живописного озера, где все тихо и спокойно. Так мне удалось расслабиться. Потом я представлял, как я ловлю мячи с одиннадцатиметрового. Я реально видел, как они отскакивали от меня, как я ликовал, победно сотрясая кулаками. Короче, я внушил себе, что выиграю пенальти. На деле все так и вышло. Кто-то подумает – это волшебство, помощь свыше. Но я просто провел ментальный сеанс визуализации.
Очень важным для меня событием был чемпионат мира по футболу 1982 года в Испании. Мне только что исполнилось 13 лет. С моими родителями мы проводили отпуск на итальянском курорте в Римини. Я с отцом сидел в ресторане и вместе с местными жителями смотрел полуфинал Германия – Италия.
…Когда Италия повела 3:0, я не выдержал. Ярость переполняла меня. В ушах от воплей итальянских болельщиков звенело так, что хотелось застрелиться. Я вышел на улицу, чтобы не видеть этой ликующей толпы. Перед рестораном стоял цветочный горшок с олеандром. Не думая ни секунды, я схватил его и в гневе кинул на тротуар. В тот момент, стоя над растерзанным горшком с растительностью, я поклялся себе, что Германия все-таки станет чемпионом мира. И сделаю это я. Одиночество
Работа вратаря делает меня очень одиноким. Особенно это заметно, когда противник забивает гол. Игроки моей команды, все десять человек, глядят в мою сторону с укоризной, возмущенно или взволнованно. Но всего лишь на короткое мгновение. Потом они отворачиваются – ведь им надо идти вперед, вводить мяч в игру. Я вижу только их спины, они убегают, даже когда я достаю мяч из сетки. Чужие болельшики вне себя от радости. А я остался в дураках. Это момент совершенного одиночества.
Есть и другая форма одиночества, связанная с нашей жизнью кочевников. Все думают, что футболист – это профессия, о которой стоит мечтать. Так оно и есть. Но действительность выглядит не всегда радужно. Мне доводится жить в самых роскошных отелях мира. Но о городах, в которых мы играем, и их жителях, я знаю крайне мало.
Футболисты-профессионалы вечно в дороге. Половину года мы проводим в чужом, обезличенном жилье. Какую-то часть свободного времени я могу заполнить отвлекающими занятиями. Но наступает время, когда мне надоедают книги и газеты.
Остальное время мы тренируемся, едим и спим. И ждем своего выхода. В конце концов, дело только в тех 90 минутах, которые будет длиться матч. Иногда я лежу в кровати и спрашиваю себя: «А что я тут вообще делаю? Сижу в отеле и убиваю время?»
В такие минуты я завидую людям с упорядоченным графиком дня, со свободными выходными. В тех городах, где мы играем на выезде, я не могу даже прогуляться. Ко мне сразу прибегают за автографами. Меня преследует несколько камер, наблюдая за тем, в какой магазин я захожу или в какой ресторан я иду. И почему иду по этой стороне улицы, а не по другой. Так что мне лучше оставаться в очень комфортных, но совершенно скучных отелях.
После двух-трех дней в чужом городе мы снова приезжаем в Мюнхен. От моральной усталости мне часто хочется только одного – остаться в своем доме. Агрессивность
Скандально известным срывом, который используется до сих пор в газетах, чтобы не дать умереть клише «Оливер Кан – плохой мальчик», был мой неожиданный выпад против швейцарского форварда Стефана Шапюизы, когда тот играл за «Боруссию». Как вы помните, история
случилась в сезоне-1998/99 на дортмундском стадионе.
Я отстоял 10 игр без пропущенного мяча. Это был рекорд. Тем не менее против меня плелись интриги, меня критиковали все кому не лень. Меня пытались загнать в угол. И как у дикого зверя, которого обложили со всех сторон, во мне нарастала все большая агрессивность, которая в конце концов нашла выход.
В ходе того матча «Боруссия» забивала в мои ворота один гол за другим. И вот моя агрессия вышла из-под контроля. Я выпустил «дикого зверя» на свободу и прыгнул навстречу Шапюизе с выпрямленной для удара ногой. Так родился прием кунг-фу «а-ля Кан», как его потом прозвали в газетах.
Не меньше волнений вызвала моя атака на Хайко Херрлиха. Так получилось, что я его… укусил. История была раздута прессой еще больше, чем мое кунг-фу. Меня стали называть вторым Майком Тайсоном, который откусил ухо Эвандеру Холифилду. Много раз я просматривал видеозапись той игры. Я пытался понять, что произошло во мне в тот момент. Что означает «кусать»? В принципе – это звериный инстинкт. Но почему один человек кусает другого? Я хотел погрызться? Быть может, тренер перед игрой сказал, что мы должны вцепиться, вгрызться в соперника? Что же все-таки произошло? Я чувствовал себя тоже прижатым к стенке и с большим трудом контролировал свою агрессивность. Хотя Хайко Херрлих не пострадал серьезно, я понимал, что перешел все границы. Мне очень повезло, что я не нанес ему серьезную травму.
Но и сам я неоднократно был объектом агрессивных выпадов. Мне вспоминается одна игра во Фрайбурге. С трибуны, где сидели болельщики противника, с расстояния 20 метров в меня бросили пластиковый мяч для гольфа. Он угодил мне в правый висок. Тот ушиб давал себя знать в течение всего матча. Из-за боли я играл не сознательно, а инстинктивно. Эмоции кипели во мне. Но мы выиграли тогда у фрайбургцев.
Вы не представляете, что только не бросают во вратарскую площадку! Мяч для гольфа – еще не самое страшное. Однажды около Зеппа Майера в траву воткнулся нож.
Я боюсь бросков из фанатских секторов, особенно когда предметы попадают тебе в лицо. Во Фрайбурге я просто дошел до точки. Все думали, что я попрошу замену. Но после короткой паузы, когда мне была оказана медицинская помощь, я снова встал в ворота. Во мне вдруг высвободилась звериная сила. Вот тут-то мне захотелось показать и доказать, что мячом для гольфа меня не взять. Наш тренер Ули Хенесс был уверен, что я с этой первородной силой могу играть на пределе человечеких возможностей. Успех
Тот, кто в нашем обществе добивается успеха, знает себе цену. И успех выражается в первую очередь в деньгах и власти. Профессиональный футбол – это капиталистическая, но не отлаженная система. Ее индикатор – неразбериха с переходными суммами, которые с 1995 года, после дела Боссмана, совершенно вышли за пределы разумного.
Раньше отступные суммы при переходе игрока рассчитывались по определенной, вполне понятной схеме. Это было похоже на тарифную сетку. Основой служили настоящая и будущая зарплаты, из чего получалась искомая сумма. Теперь все изменилось. В последние годы суммы отступных, которые клубы платят за игроков, приняли устрашающие размеры. В это внесло вклад и телевидение, дающее огромные деньги за права на трансляции. Многие европейские клубы неразумно распоряжаются этими капиталами. Большая часть дохода тратится на новых игроков, что ведет к повышению роста отступных.
Наш рынок еще не стабилен, я в этом уверен. Но высокие отступные суммы последних лет уже не будут платиться в будущем. Это можно проследить хотя бы по кадровой политике «Реала». В 2001 году Зинедин Зидан обошелся мадридцам в 73,5 миллиона евро. Роналдо через год стоил 45 миллионов, а Дэвид Бекхэм через два – «всего» 37,5 миллиона евро. Это, подчеркиваю, не те деньги, которые получают игроки, а те, что передаются от команды-покупателя к команде-продавцу.
Как и любым другим бизнесом, футболом надо заниматься с умом. Ведь только при грамотном маркетинге деньги потекут в клубную кассу. Из-за этого мы, игроки, всегда должны быть в распоряжении спонсоров. Уже упомянутый «Реал», например, отправляется в турне по Азии и проводит ряд товарищеских встреч. Это пример современного маркетинга.
Одна из самых щекотливых тем в футболе – дискуссия о высоких заработках футболистов. В таких случаях я всегда говорю, что являюсь частью «Баварии» и как игрок вношу финансовый вклад в этот клуб. Чем больше – тем выше у меня зарплата. Выражаясь проще, «Бавария» зарабатывает на мне и других футболистах солидные суммы. Ради игроков высокого класса зрители приходят на стадион, да и спонсоры не заставляют себя ждать – подписывают с нами контракты, дают доход в клубную кассу. И после этого вы скажете, что звезды не имеют права на большие заработки? Думаю, что нет.
1-1
Но я болел я Арсенал